56252 Оксана Карас в ожидании премьеры своего фильма "Выше неба" и пополнения в семье: интервью с режиссером
Оксана Карас в ожидании премьеры своего фильма «Выше неба» и пополнения в семье: интервью с режиссером

Оксана Карас в ожидании премьеры своего фильма «Выше неба» и пополнения в семье: интервью с режиссером

❤ 746 , Категория: Звёзды,   ⚑ 15 Июн 2019г

Между нами стоит картонный стаканчик с надписью «Оксана». У Оксаны голубые глаза, прозрачная кожа и бесконечные ноги в белых кроссовках. Если бы среди режиссеров проводился конкурс красоты, ее соперницам пришлось бы несладко. «Кофе — наше все. После съемочной смены еле собралась», — извиняющимся голосом говорит она.

На чемпионате по скромности Оксана тоже претендовала бы на призовые места: «У меня получился красивый фильм? Это заслуга оператора, его надо благодарить». Сериал «Отличница», фильмы «У ангела ангина» и «Выше неба» Оксана снимала с оператором Сергеем Мачильским. Сейчас они работают над картиной «Доктор Лиза» и ждут появления на свет малыша — последние недели беременности никак не влияют на рабочий график режиссера.

Когда? Да вот не знаю, до «Кинотавра» или после. Лучше, наверное, после. Удобнее, когда ребенок внутри,

— то ли шутит, то ли серьезно говорит Оксана.

КарасОксана берется за важные психологические темы, но подает их с улыбкой, иронией. «Темы, затронутые в «Выше неба», узнаваемы, понятны, очень современны и, мне кажется, близки обычному зрителю, простому человеку», — говорит режиссер. Фильм выходит в прокат 27 июня

Оксана, вы продолжаете исследовать тему взросления, чувства людей совсем юных. Почему возвращаетесь к ней, она вам интересна?

«Выше неба» — история в равной степени как про молодых героев, так и про взрослых — про родителей. Это не совсем драма взросления, скорее семейная драма. В фильме запараллелены две линии — начала отношений и распада. Молодые герои Таисии Вилковой и Филиппа Авдеева видят друг друга раза два, да и то мельком, и у них вдруг случается то самое чувство, о котором люди мечтают всю жизнь. Как происходит эта химия, почему именно между ними — непонятно. И также совершенно непонятно, почему на фоне внешнего благополучия, образцово-показательной семейной идиллии у героев Виктории Толстогановой и Алексея Аграновича случается жесточайший кризис. В начале фильма в дом отдыха приезжает семья, которой можно только позавидовать: красавица-мама, папа — успешный художник-мультипликатор, две дочери-погодки, уже студентки, 18 и 19 лет. И вдруг, после загадочной гибели одного из постояльцев, как скелеты из шкафа, начинают вываливаться семейные тайны, а отношения подвергаются серьезной проверке. На наших глазах родители, как умеют, пытаются спасти свой брак. Вопрос — насколько удачно. Мне было важно показать, что в жизни людей за 40 тоже есть страсть, секс, чувства, те же проблемы взаимопонимания, что и в молодости. Для 20-летних это обычно откровение. Они воспринимают родителей очень абстрактно. Так что не соглашусь, что меня в кино интересуют только молодые герои. Чаще меня интересует вопрос подлинности, истинности вещей. Если из семьи уходит любовь, доверие, правда, то надо ли сохранять такую семью, бороться за такие отношения? Есть американская пословица: «Если лошадь сдохла — слезь с нее». Но даже если семья распалась — это не значит, что все было зря. Очень важен вопрос своевременности расставания.

КарасТаисия Вилкова и Филипп Авдеев. Кадр из фильма «Выше неба»

Это такая идеалистическая позиция…

Идеализм мне свойственен, но я считаю, что семья должна держаться прежде всего на взаимной любви, а ложь и манипуляции — плохие инструменты удерживания человека рядом с собой. Понимаю, насколько наивна и уязвима такая позиция — есть очень много крепчайших союзов, которые держатся на общем бизнесе, детях, ипотеке, творчестве, чувстве долга, чем-то еще. Но я никого не критикую и ни к чему не призываю. Отвечая на ваш вопрос… Да, наверное, я хорошо понимаю психологию мо­лодых людей. Они проходят мучительную трансформацию «вчера ребенок — завтра взрослый». Но я также начинаю понимать и чувствовать, что в этот момент переживают родители. Эта тема уже была в «Хорошем мальчике». Мне тогда хотелось рассказать взрослую историю глазами подростка, чтобы она выглядела честнее и абсурднее.

Потому что у взрослых есть стереотипы?

Да, принятые правила игры, компромиссы, с которыми удобно жить. А когда на наше взрослое конформистское миро­устройство смотрит подросток и недоумевает: «Подожди, как он может жить с тремя женщинами сразу? А как вы все на это соглашаетесь? А здесь как вы дошли до такой жизни?» — то мы вдруг хватаемся за голову: «Действительно, а как?»

Оксана, фильм «Доктор Лиза» вы снимали в ожидании радостного события и на «Кинотавр» едете в положении. Как вам удается заниматься такой энергозатратной профессией в этот период?

Да, у меня полуторагодовалый сын, девятилетняя дочка и третий ребенок должен появиться в июне — как раз во время начала проката нашего фильма. (Смеется.) У многих девочек-режиссеров есть дети. И у Анны Меликян, и у Наташи Мещаниновой, и у Нигины Сайфуллаевой, и у Валерии Гай Германики… Просто жизнь никто не останавливает. И все происходит параллельно. Мы по-другому не можем. Кино ведь не профессия, а образ жизни. Мы немного такие цыгане: здесь у тебя съемочная площадка, а тут ты сидишь с ребенком, кормишь грудью. И картину «У ангела ангина» полтора года назад, и сейчас «Доктора Лизу» я снимала на восьмом месяце беременности не потому, что я такой любитель экстрима, а потому, что так получилось… Слава богу, мои дети меня терпят и мои продюсеры тоже. Им за это поклон и благодарность.

КарасС оператором Сергеем Мачильским Оксана воспитывает девятилетнюю Есению и полуторагодовалого Александра. В июне пара ждет рождения третьего ребенка

Карас

Еще не так давно было другое отношение к мамам…

Ну да, беременна — значит, все — давай, до свидания. Приходите через три года, посмотрим еще, в какую тыкву вы превратитесь. А сейчас реакция другая. Когда видят меня с сыном на площадке, спрашивают: «Как? Это твой сын? Когда ты успела?» Мне кажется, такое отношение — результат глобальных гендерных изменений. Женщины теперь, если хотят, могут успевать все. Это касается всех профессий, не только режиссуры. Те же балерины, например, больше не стоят перед жестким экзистенциальным выбором — сцена или материнство. Рожают спокойно и возвращаются к работе. И это произошло именно потому, что мужчины нам стали позволять: «Ну, пусть рожают, пусть работают, пусть делают что хотят». Вот мы и пользуемся.

Понятно, что кино может быть хорошим или плохим, а не «мужским» и «женским», но, как думаете, режиссеры разного пола видят и чувствуют по-разному?

Разность художественного видения зависит не от пола, а от личности автора. Иногда ты находишь в мужчине свое альтер эго, просто какого-то астрального близнеца, человека, который думает и чувствует, как ты. При этом разница в возрасте может быть в 10, 30 лет. Или вообще вас ничего не роднит — ни профессия, ни менталитет, ни прошлое… Но ты понимаешь, что человек сделан ровно из такого же теста, что и ты. У него такие же травмы, такие же страхи и такое же видение. И наоборот — с женщиной, близкой по крови, можно чувствовать пропасть, будь то мама или сестра. Наверное, у нас, девочек, есть какие-то свои психологические пристройки в работе на съемочной площадке, которыми мы пользуемся неосознанно. Так что мужчина-режиссер может увидеть это и упасть в обморок: «Вот это да! А так можно было?» Но чаще в нашей профессии приходится, на­оборот, прятать свою женскую природу, потому что никого не интересует, что ты устала, или беременна, или у тебя там… гормоны. И ты не имеешь права сказать: «Вы знаете, я девочка». Это вообще не аргумент. Все настолько смешалось, роли взаимозаменились. Появился универсальный, андрогинный тип человека. Жизнь меняется. И наша задача — отражать это в историях, которые мы рассказываем.

Карас«Каждый хотя бы раз оказывался в драматичном периоде «полураспада» отношений. Мы одинаково болезненно переживаем и конец, и начало близких связей»

У героини Виктории Толстогановой болезненные отношения с дочерью. У вас есть очень точная, сильная сцена, где становится понятно, что у мамы сильнейший невроз. Вы сталкивались с историями, когда за любящим человеком скрывались такие бездны?

Конечно. Мы поэтому с Катей Мавроматис, сценаристом этого фильма, и сошлись. Когда мы с ней первый раз встретились, выяснилось, что у нас много схожего. У меня очень красивая, умная, талантливая мама, но у меня очень сложные отношения с ней до сих пор. И я понимаю, что я дочь своей мамы, и от этого никогда не отрекусь. Я знаю, как много она мне дала, многому научила, и даже, может быть, эти уроки были усвоены в борьбе с ней, в попытках доказать, что я другая или что мне не нужно то, что она навязывает. Я не могу похвастаться тем, что у меня отношения с главным человеком в жизни (а мама — это главный человек) гармоничны. Я не единственная такая. Мне кажется, что это повод для разговора в очень многих семьях. Тут главное — просто это принимать и, когда тебе дается шанс самому стать родителем, не повторить ту же модель со своими детьми. Правда, обжегшись на молоке, начинаешь дуть на воду… Может, я как родитель в чем-то слишком демократична.

Карас«В нашей профессии очень часто приходится прятать свою женскую природу, потому что никого не интересует, что ты устала или что ты беременна»

Вы в детстве жили в Харькове?

Нет, я там родилась, родители уехали оттуда, когда мне было несколько месяцев. Хотя у меня с Украиной сильная связь, там много родных, я знаю украинский язык.

Почему семья переехала в Казахстан?

Мы все жили в Советском Союзе, мои родители были студентами. Отца, выпускника Харьковского авиационного института, направили в молодой город Шевченко (ныне — Актау), строящийся в пустыне Казахстана, на «Средьмаш», развивать атомное машиностроение. Там давали квартиры — большой бонус для молодой семьи. Это зеленый город на берегу Кас­пийского моря. Просто такой рукотворный «город-сад». Конечно, какой-то нацио­нальный колорит там присутствовал, но это была абсолютно интернациональная жизнь, поскольку «мозги» туда свозились со всей страны. Все жили с ощущением временности, транзитности. Море, пирсы, пляжи, солнце, зелень, друзья — это здорово, но все понимали, что сегодня мы здесь, а завтра вернемся, как все говорили, на «Большую землю». В начале 90-х, после распада Союза, мой отец остался там, а мама приехала в Москву. И школу я уже оканчивала здесь.

Карас«Меня очень часто интересует вопрос подлинности, истинности вещей. Если из семьи уходит любовь, должна ли такая семья сохраниться?»

Вы не сразу стали режиссером, поступили на юридический. Это было сделано по настоянию мамы?

Наоборот, вопреки! У меня была война с мамой, когда она узнала, что я поступаю на юридический! Она сама юрист, судья. Она говорила: «Оксана, ты не понимаешь, это вообще не твое!» И оказалась права. Я искренне хотела быть адвокатом. Поступала и в МГУ, и в Юридическую академию, везде не набрала на дневное отделение по одному баллу. Но я же упертая, на следующий год поступила в РУДН и с первого же курса пошла работать на телевидение. У меня была очень веселая жизнь: я училась на дневном отделении и сразу после четвертой пары ехала в телецентр «Останкино». Работала на канале «НТВ-Плюс Спорт». Первым моим учителем стала художественный руководитель «НТВ-Плюс Спорт» Анна Владимировна Дмитриева. Мне, 20-летней, она почему-то доверила снять документальный фильм о бегуне Пааво Нурми в Финляндии. И у меня получилось, как она потом сказала. Дальше лет 10 я была и редактором, и корреспондентом, и очень много работала ведущей, и снимала документальное кино. Потом перешла на канал «Культура», вела рубрику «Худсовет» — хотелось быть ближе к кино. Ездила в Канны, Берлин как кино­обозреватель. Но как только окончила университет, побежала поступать во ВГИК. Мне казалось, что это такая недосягаемая высота, что там учатся боги. Это оказалось намного проще, чем я думала. Не успела туда зайти, как меня взяли. И я отучилась еще во ВГИКе, в мастерской режиссуры игрового кино у Валерия Яковлевича Лонского.

Карас«Семья должна держаться на взаимной любви. Ложь и манипуляции — плохие инструменты удерживания человека»

При такой внешности и опыте работы телеведущей не было мысли попробовать себя в качестве актрисы?

В то время, когда я работала телеведущей, ценилась эрудированность и непосредственность. Ведущий должен был быть самим собой. Тогда была такая установка. Что собой представляет современное телевидение, я плохо знаю. (Смеется.) Так что эта работа имела мало общего с актерской профессией. Мы работали только в прямом эфире, и чем ты раскрепощеннее держишься, чем свободнее мыслишь, чем интереснее формулируешь, тем больше на тебя спрос как на ведущего. Мы не читали чужие редакторские тексты — это считалось неприличным. По поводу актерства я, если честно, не думала. Так много прекрасных актрис! Хорошо быть режиссером — ты можешь выбирать, наслаждаться работой с ними. Вот у меня какой состав, я просто не нарадуюсь, в том же «Выше неба»…

Виктория Толстоганова у вас раскрылась очень неожиданно.

Да. И в этом ей, конечно, здорово помог ее муж и партнер Алексей Агранович. Они потрясающая пара во всех смыслах. Я ими восхищаюсь. Молодые, современные, умные, очень талантливые. Они, скажем так, не мешают друг другу. Потому что Вика могла бы давить своим актерским авторитетом. Она в профессии уже корифей, а Алексей с большим пропуском (он же тоже учился на актерском факультете ВГИКа) не так давно вернулся к этому. Но они настолько тонко и уважительно друг к другу относились в этом партнерстве… Кроме того, они очень смелые, потому что взять и вот так заглянуть за край отношений, бесстрашно и предельно честно исследовать тему супружеского выгорания — это тоже надо иметь силу духа и внутреннюю свободу.

КарасСупруги Алексей Агранович и Виктория Толстоганова сыграли у Оксаны Карас пару, остро переживающую кризис отношений

У вас всегда потрясающий актерский состав. Начиная с первого фильма «Репетиции», который вы снимали на чистом энтузиазме…

Да, дебют состоялся во многом благодаря Никите Ефремову. Мы не были знакомы. Я просто позвонила и сказала: «Никита, здравствуйте, меня зовут так-то и так-то. Мы будем снимать кино. Денег нет, продюсеров нет, но все будет». Он сказал: «Ну окей». И мы встретились, поговорили с ним, ему понравился сценарий, и понеслось. Дружим до сих пор. И я считаю Никиту одним из лучших в своем поколении артистов и уверена, что у него потрясающее будущее. Если бы он тогда мне отказал, может, я бы сломалась и все пошло прахом. Хотя вряд ли это возможно с моим характером. (Смеется.)

Во всех ваших фильмах говорится о довольно серьезных вещах, но всегда сквозь иронию, улыбку… Сейчас, когда вы взялись за «Доктора Лизу», у вас, наверное, другая, тяжелая работа…

В центре сюжета — трагедия родителей, которые не могут обезболить онкобольного ребенка, и Глинка вызывается им помочь. Но, помните, в Средневековье была такая карнавальная традиция — высмеять смерть, чтобы ее не бояться. Вот эта терапевтическая традиция высмеивания боли и смерти, чтобы их не бояться, наверное, мне очень близка. Не могу сказать, что это главная интонация фильма, но у нас много смешных, человеческих сцен. Я очень рада, что с исполнительницей главной роли, Чулпан Хаматовой, у нас одинаковое видение того, как нужно об этом расска­зывать, с какой интонацией. Если бы Чулпан играла героиню, которая ходит весь фильм со скорбным выражением лица, то это была бы не доктор Лиза. Елизавету Петровну Глинку любили именно за то, что она была яркая, озорная, авантюристичная, живая. И Чулпан это прекрасно понимает и даже опасается, как бы мы не пережали с драмой. Это подарок судьбы — работать с такими артистами, как Чулпан Хаматова, Константин Хабенский, Татьяна Догилева, Елена Коренева. Тот же Филипп Авдеев, Тася Вилкова, Евгений Сытый, Андрей Бурковский, Анджей Хыра, Евгений Пи­сарев, совершенно невероятный Сергей Сосновский. В общем, состав мощный, и это огромное счастье — каждый день с этими людьми соприкасаться, создавать кино. Страшно, конечно, что получится. Впрочем, как обычно. (Смеется.)

КарасОксана Карас


По теме: ( из рубрики Звёзды )

Оставить отзыв

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*
*

восемь − пять =

наверх